[ezup]

Я испытываю благоговение перед врачами. Для меня это не просто люди, умеющие отличить деменцию от болезни Альцгеймера. Не просто личности в белых халатах, вправляющие вывихнутые челюсти и делающие трансплантации почек.
Это прежде всего герои...
Гении...
Святые...
…Его отец торговал мукой, паприкой и солью. Мать великолепно готовила гуляш. Игнац интересовался составом амниотической жидкости, мечтал стать акушером-гинекологом и вскоре занял пост в больнице Святого Роха. Единственное, печалился из-за высокой материнской смертности, объясняющейся плохой вентиляцией в родовых, началом лактации и переполненностью палат. После каждого летального исхода он направлялся к Дунаю и подолгу смотрел реке в глаза. Та невозмутимо плескалась желтой прохладой и источала чайный аромат.

В то время женщины боялись рожать в клиниках. Лучше - дома, в парке, на вокзале, лишь бы не в медицинском учреждении. А если приходилось занимать одну из палат, слезно прощались с родными и умоляли воспитать в любви еще нерожденных сирот. Игнац Земмельвейс как никто понимал их опасения.
В клинике существовало два родильных отделения. Одно соседствовало с моргом, второе - со сквером. В первом обучали студентов-медиков, и те бегали туда-сюда, пытаясь разобраться и с живыми, и с мертвыми. В один из дней доктор предположил, что именно практиканты переносят на своих руках трупный яд. Ведь большинство, откладывая в сторону скальпель, наспех вытиралось ветошью и шло принимать младенцев. Поэтому обязал медперсонал мыть руки не только с мылом, но и ополаскивать их хлорной водой. В результате, смертность упала в восемь раз.
Доктор возликовал, а коллеги, напротив, затаились. Восприняли его «революцию» в штыки, запретили публиковать статистику, а затем и вовсе уволили. Тот не сдавался, продолжая выступать на врачебных конференциях, писать письма ведущим специалистам, но его никто не слышал, а роженицы продолжали страдать от сепсиса. Так продолжалось вечность. Одна осень плавно переходила в другую, раскрашивая паприкой виноград, затем мелькала белым зима, и начиналось очередное беспокойное лето.
Игнац все чаще пребывал в подавленном настроении, взрывался по малейшему поводу и любой разговор сводил к асептике. Он знал, как помочь миру, но мир ничего не хотел о нем знать. В итоге Земмельвейс оказался в психушке. Одни говорят, действительно, сошел с ума, вторые – приелся со своей хлоркой. Его избили, облачили в смирительную рубашку, напоили слабительным и окатили холодной водой. Через две недели он ушел из жизни. На похороны не пришел ни один коллега, ни один деверь, племянник, брат…

Спустя много лет Игнацу Земмельвейсу был поставлен памятник с трогательной надписью «Спасителю матерей». На нем кормящая мать не сводит с доктора восхищенных, полных благодарности глаз, а вокруг смеются малыши. Не то ангелы, не то рожденные вчера, сегодня и завтра...

Ирина Говоруха