[ezup]

В цикле, посвященном российским «молниям», бронепалубным крейсерам «Жемчуг» и «Изумруд», мы оставили эти корабли по завершении боевых действий Русско-японской войны, в которых они принимали участие. Для «Изумруда» это был прорыв между японскими отрядами, окружающими остатки 2-ой и 3-ей Тихоокеанских эскадр, а для «Жемчуга» — когда он совместно с «Олегом» и «Авророй» прибыл в Манилу после Цусимского сражения. Но немалый интерес представляют собой дальнейшая служба и гибель обоих этих крейсеров. В предлагаемом материале автор рассмотрит трагическое завершение истории крейсера «Изумруд».

Жертва панических настроений


Согласно ставшей классической точке зрения, гибель крейсера стала результатом психологического надлома его командира, барона Василия Николаевича Ферзена. Он вполне разумно и адекватно командовал крейсером в Цусимском сражении. После разгромного для русской эскадры дневного боя, вечером 14 мая, В.Н. Ферзен оставил «Изумруд» при главных силах эскадры, хотя значительно безопаснее было бы пытаться прорваться во Владивосток в одиночку. И, наконец, невзирая на шок, который испытали русские моряки и командир «Изумруда», при виде жалких остатков своей эскадры и практически неповрежденного японского флота утром 15 мая, В.Н. Ферзен все же нашел в себе силы игнорировать позорный приказ контр-адмирала Н.И. Небогатова о сдаче и пойти на прорыв.

Но дальше командир «Изумруда» запаниковал. Вместо того, чтобы идти непосредственно во Владивосток, он зачем-то взял северо-восточнее, желая привести крейсер то ли в бухту святого Владимира, то ли в бухту святой Ольги, и, в итоге, посадил крейсер на камни в бухте Владимира. Затем, вместо того, чтобы отправить сообщение во Владивосток и дожидаться помощи оттуда, он взорвал крейсер.

Насколько обоснована такая точка зрения?

Прорыв и погоня


Коротко напомним обстоятельства «красивого ухода» «Изумруда» от главных сил неприятеля, состоявшегося 15 мая. Крейсер пошел на прорыв примерно в 10.30 попытавшись развить максимальный ход. Сложно сказать, какой именно скорости он достиг, тем не менее анализ донесений офицеров позволяет предположить 21.5 узла. Российская официальная история утверждает, что за крейсером гнались 6-ой боевой отряд японцев и бронепалубный крейсер «Читосе». Но сблизиться с кораблем В.Н. Ферзена на дистанцию эффективной стрельбы им не удалось: А.А. Аллилуев и М.А. Богданов в своей работе, посвященной крейсерам типа «Изумруд», отмечают что снаряды, выпущенные с японских кораблей до «Изумруда», не долетали. По мнению ряда отечественных источников, погоня за русским крейсером была прекращена в 14.00.

По японским данным все происходило немного не так. За «Изумрудом» пошли только «Акицусима» и «Читосе». Первый «гнался» за русским крейсером примерно полчаса, имея скорость не свыше 14 узлов. «Читосе» оказался немногим настойчивее. Быстро потеряв «Изумруд» из виду, он двигался в направлении, куда ушел русский крейсер чуть более двух часов, развивая при этом 17 или 18 уз. С японских кораблей огня не открывали, «Изумруд» также не стрелял за дальностью расстояний, что следует из рапорта его командира. И можно утверждать, что от всяких попыток догнать «Изумруд», японцы отказались немногим позже 12.30, может быть в 13.00. Откуда тогда в русских источниках время 14.00?

Бронепалубный крейсер "Акицусима", Кобэ, 1897 г.

Возможно, это взято из показаний Следственной комиссии штурманского офицера лейтенанта Полушкина, утверждавшего, что «Погоня неприятельских крейсеров длилась около 3 часов» и «Около 14.00 неприятельские крейсера скрылись из виду». Здесь можно только предположить, что офицер, записывая по памяти, был неточен, либо же, что на «Изумруде» видели какие-то иные японские корабли или суда, ошибочно принятые за преследующие его крейсеры. Возможно и то, что Полушкин имел ввиду не сами японские крейсера, а дымы, которые видно достаточно долго после того, когда корабли, их выпускающие, скрылись за горизонтом.

Дальнейшие события 15 мая


Как бы то ни было, но на «Изумруде» полагали, что оторвались от японцев только в 14.00, и не сомневались, что вражеские крейсера продолжают преследование – из этого и нужно исходить при оценке дальнейших действий экипажа и командира русского корабля. Из японских источников следует, что погоня была прекращена раньше, но тут к нашим морякам претензий быть не может. На море очень часто бывает, что видится не то, что происходит в действительности, особенно если речь идет о наблюдениях на большом расстоянии Кроме того, отказ японцев от погони выглядит совершенно неестественно. Их силы, окружающие русскую эскадру имели подавляющее численное преимущество, и у адмиралов Объединенного флота было в достатке сравнительно быстроходных бронепалубных крейсеров, которые они могли направить в погоню за «Изумрудом». Внятных объяснений, почему этого не было сделано, источники не содержат. Возможно, вниманием японских командиров настолько завладела капитулирующая эскадра Н.И. Небогатова, что они позабыли отдать соответствующий приказ, рассчитывая, что нужную команду отдаст другой адмирал? Или же японцы, зная «паспортную» скорость «Изумруда», полагали, что догнать его все равно не удастся? Но даже и в этом случае попытку все равно следовало предпринять – японцы на собственном опыте знали, что корабли в боевых условиях далеко не всегда способны дать ход, продемонстрированный на испытаниях. Кроме того, нашим противникам следовало бы принять во внимание, что в бою 14 мая «Изумруд» мог получить повреждения, которые не позволили ему долго поддерживать высокую скорость.

Таким образом, отказ от преследования «Изумруда» выглядел совершенно алогично и В.Н. Ферзен никак не мог, и не должен был рассчитывать на такой подарок судьбы. Он и не рассчитывал: без сомнения, и командир корабля, и его офицеры понимали плохое состояние машин «Изумруда», но все же было очевидно, что после «расставания» с погоней какое-то время следовало идти максимальным ходом, чтобы окончательно оторваться от японских крейсеров и лишь потом уменьшать скорость.

Увы, энергетическая установка «Изумруда» не сумела выдержать подобной нагрузки. Где-то между 14.00 и 15.00, то есть всего лишь в пределах часа после того, как с «Изумруда» перестали «видеть» преследователей, на корабле лопнула паровая магистраль, питающая рулевую машину и вспомогательные механизмы кормовой машины. Со стороны авария имела весьма жуткий вид – крейсер заметно терял ход, а по трапу, ведущему в котельное отделение наверх вырывались густые клубы пара. Не растерялся кочегар Гемакин: спустя всего несколько минут после аварии он, натянув брезентовые рукавицы на руки и мешок на голову, облившись холодной водой, уже спускался в кочегарку. Вскоре за ним последовал один из машинистов. Аварию удалось устранить через полчаса, но, конечно, ввести в строй паровую магистраль было уже нельзя.

Обычно указывается, что скорость корабля сократилась до 15 узлов, но, по всей видимости, падение было еще более заметным. Так, старший офицер «Изумруда» П. Паттон-Фантон-де-Веррайон указывал: «Первоначально скорость была около 21,5 узла, затем, около 3 часов, когда лопнула паровая магистраль, уменьшили ход до 14-15 узлов, а затем уменьшили и до 13».

Таким образом, примерно к 15.00 15 мая «Изумруд» из быстроходного и практически неповрежденного крейсера превратился в подранка-тихохода, неспособного уклониться от боя с подавляющим большинством японских бронепалубных крейсеров. Не приходится сомневаться, что, если бы японцы проявили чуть больше настойчивости в преследовании «Изумруда», то его ожидала героическая гибель в бою. К счастью, этого не произошло, но все равно положение русского корабля оставалось крайне сложным: помимо потери хода большие опасения вызывали запасы угля на крейсере.

И снова к вопросу о перегрузке русских кораблей углем


Точное количество угля на «Изумруде» 15 мая, к сожалению, указать невозможно. В.Н. Ферзен так осветил этот вопрос в своих показаниях Следственной комиссии:

«Сколько было тонн угля, сказать не могу, последняя погрузка угля была 10 мая в Северном Китайском море, после прохода островных групп Мао-Тао и Ликейских, где было принято 750 тонн».

Указанные 750 тонн очевидно вели к перегрузке корабля – по проекту нормальный запас угля составлял 360 т, а максимальный, рассчитанный по емкости угольных ям – 535 т. Впрочем, можно предполагать, что В.Н. Ферзен по ошибке все же несколько завысил количество угля (утром 11 мая "Изумруд" докладывал о наличии у него 629 т угля), но в любом случае получается, что на момент последней бункеровки запасы угля много превосходили полный запас угля для крейсера. Казалось бы – ужас-ужас-ужас, до чего довел эскадру этот кошмарный угольный маньяк З.П. Рожественский, вот только…

Утром 13 мая запасы угля на "Изумруде" составляли почти максимальную нагрузку, 522 т

Данные из утренних рапортов кораблей русской эскадры, представленные Следственной комиссии старшим офицером бронепалубного крейсера "Алмаз" капитаном 2-го ранга Дьячковым

После боя 14 мая и прорыва 15 мая на крейсере оставалось угля не просто мало, а катастрофически мало. Всего крейсер имел 6 котельных отделений и 16 котлов, при этом в 1-ой и 2-ой кочегарках имелось по 2 котла, а в остальных – по три. Так вот, почти весь сохранившийся запас угля лежал в яме 1-ой кочегарки. В ямах 2-ой и 3-ей кочегарок угля почти не было, а 4-ая, 5-ая и 6-я кочегарки не имели угля вообще. Для того, чтобы задействовать их, матросам приходилось вручную таскать уголь из большой ямы у 1-ой кочегарки. На словах – легко, но это практически 2/3 длины крейсера! Тем более, что для этого приходилось поднимать его на верхнюю палубу, переносить, а затем опускать в нужную кочегарку.

Да и в запасы 1-ого котельного на поверку оказались не слишком велики – несмотря на то, что остаток дня 15-го и 16 мая крейсер шел всего 13 узлов, к моменту прихода в бухту святого Владимира угля оставалось порядка 10 тонн. С учетом свидетельства лейтенанта Полушкина, что крейсер за сутки экономического хода тратил угля «около 60 т» получается, что на «Изумруде» оставалось топлива примерно на 4, от силы 5 часов экономического хода. И это при том, что все дерево на крейсере, исключая 3 шлюпки и мачты со стеньгами было отправлено в топки и сожжено в ночь с 15 на 16 мая…

Несомненно, на начало Цусимского сражения «Изумруд» имел запас угля близкий к максимальному. Но 14 мая крейсер не получил сколько-нибудь заметных повреждений, которые повлекли бы за собой повышенный расход угля. Также нельзя сказать, что В.Н. Ферзен злоупотреблял скоростными качествами своего корабля. Иногда 14 мая «Изумруд» давал полный ход, но все же по большей части держался рядом с главными силами и двигался с вполне умеренной скоростью. То же касается и ночи с 14 на 15 мая. В то же время от начала прорыва 15 мая и до поломки паровой магистрали, когда «Изумруд» выжимал из своей энергетической установки все, на что она только была способна, прошло от силы 4,5 часа.

Иными словами, в Цусимском сражении с точки зрения расхода топлива с крейсером не произошло ничего сверхординарного – обычная боевая работа для корабля его класса. Тем не менее, к вечеру 15 мая на «Изумруде» осталось угля ровно столько, чтобы «доползти» до Владивостока экономическим ходом в 13 узлов. И ни тонной больше.

Почему это произошло? Безусловно, у «Изумруда» далеко не все в порядке было с энергетической установкой, но увы, на многих других кораблях русской эскадры дела обстояли немногим лучше. Но дело в том, что особенности ходовых режимов в бою приводят к высокому расходу угля даже в том случае, если корабль не получает повреждений, а если получает, то он может возрасти еще. И командующий 2-ой Тихоокеанской эскадрой не мог этого не учитывать.

По мнению автора, история крейсера «Изумруд» является отличным примером, объясняющим зачем З.П. Рожественскому был нужен «лишний» уголь на эскадре.

А если все-таки бой?


Перспективы встречи с японскими кораблями 15-16 мая для «Изумруда» были в высшей степени удручающими. Конечно, сказалась бы крайняя усталость экипажа. Понятное дело, что отдыхать во время боя 14 мая и прорыва 15 мая было некогда, но и потом В.Н. Ферзену пришлось задействовать едва ли не весь экипаж таскать уголь в опустевшие кочегарки. Вот как это описал он сам в показаниях Следственной комиссии: «Команда, работавшая 14 мая без отдыха, настолько утомилась, что на работы, исполнявшиеся в обыкновенное время одним, приходилось назначать троих, в особенности к подаче угля к котлам. Вся строевая команда была занята подтаскиванием угля по верхней палубе».

Анализируя морские сражения тех времен, мы часто ограничиваемся изучением технического состояния кораблей, игнорируя при этом состояние его экипажа. Но никогда нельзя забывать, что воюют именно люди, а не техника.

Впрочем, на «Изумруде» и по технической части все было более чем нехорошо. В случае боя, разумеется, таскать уголь по палубе стало бы невозможно, а это вело к необходимости прекратить пары в 4-ой, 5-ой и 6-ой кочегарках, остановив таким образом работающими только 9 котлов из 16. Естественно, среднюю машину пришлось бы остановить тоже и крейсеру пришлось бы воевать с двумя работающими машинами из трех. Но их тоже было бы опасно перегружать – холодильники «Изумруда» сильно засорились, что особенно нехорошо сказывалось на работе правой машины. Последнюю даже при движении на 13 узлах в течении 16 мая приходилось периодически останавливать.

Таким образом, если, скажем, 16-го мая «Изумруд» встретился бы с неприятельским крейсером, то все, что ему оставалось – вступить в бой, имея под парами 7 котлов из 16 и 2 машины из трех. Возможно, разогнав и то и другое «на полную катушку», кораблю и удалось дать полный ход, каковой только был возможен в такой ситуации – навскидку вряд ли больше 18 узлов. Но, даже если бы случилось чудо и машины это выдержали, запасов угля хватало примерно на 2 часа, после чего «Изумруд» полностью терял ход и мог двигаться разве только по течению.

В случае боя с хоть сколько-то равноценным противником «Изумруд» был обречен.

Действия В.Н. Ферзена вечером 15 и 16 мая


Как известно, для того, чтобы следовать во Владивосток, русской эскадре нужно было придерживаться генерального курса NO23, но «Изумруд» во время прорыва шел скорее на О, то есть на восток. Это, разумеется, было вынужденным решением, так как курс прорыва определялся положением японских боевых отрядов, между которыми крейсеру следовало проскользнуть. Но затем, когда японские корабли исчезли с горизонта, барону В.Н. Ферзену следовало скорректировать маршрут и определиться, куда же именно он поведет вверенный ему крейсер.

Почему «Изумруд» не пошел во Владивосток? Все известные автору источники дают один и тот же ответ: В.Н. Ферзен опасался встретить там силы неприятеля. Сегодня мы знаем, что никаких вражеских крейсеров на пути к Владивостоку не было, и от этого решение командира крейсера выглядит ненужным осторожничанием. Но это сегодня.

А тогда для русских моряков отказ японцев от преследования «Изумруда» был категорически непонятен. И единственным разумным объяснением, почему такое произошло как раз и заключалось в том, что японцы, вместо того, чтобы бежать на восток за быстроходным крейсером, которого они могли и не догнать, сразу пошли на северо-восток, по кратчайшему пути к Владивостоку. Именно так они могли бы нивелировать преимущество «Изумруда» в скорости, а кроме того с точки зрения японцев было бы разумно выставить крейсерский заслон у Владивостока для перехвата не одного только «Изумруда», но и других русских кораблей, отбившихся от основных сил эскадры в ночь с 14 на 15 мая.

Таким образом, рассуждая непредвзято, вероятность наткнуться на японские силы по дороге во Владивосток представлялась очень высокой, при этом шансов уцелеть после такого столкновения у «Изумруда» не было вообще. Так что решение В.Н. Ферзена идти в бухту св. Владимира или св. Ольги выглядит вполне логично и разумно.

Но куда же именно командир «Изумруда» повел свой крейсер? Тут в источниках начинаются большие разночтения. Так, А.А. Аллилуев и М.А. Богданов пишут:

«Уголь был на исходе, когда в ночь на 17 мая «Изумруд» приблизился к бухте св. Владимира, но командир, уже третьи сутки проведший почти без сна, решил вдруг перейти южнее, в бухту св. Ольги. Но в пути, услышав о японских кораблях, частенько заглядывавших туда до войны, Ферзен передумал, и крейсер, сжигая последние тонны угля, направился назад. К несчастью, именно в бухте св. Ольги имелся так нужный крейсеру запас угля».

Складывается ощущение, что В.Н. Ферзен просто метался в панике, не зная куда приткнуться. Но вот В.В. Хромов в своей монографии описывает те же события куда более спокойно: «В 18.00 легли на курс, ведущий в точку, равноудаленную от Владивостока и бухты Владимира в 50 милях от побережья, и там уже собирались решить, куда направиться». Причем в дальнейшем по В.В. Хромову В.Н. Ферзен действительно раздумывал, идти ли все же идти в бухту Владимира или же направиться в бухту Ольги, находящуюся в той же стороне. И, по совету своего старшего офицера, выбрал все же бухту Владимира. Стоит еще отметить, что расстояние между этими двумя бухтами составляет аж 13,5 морских миль, так что сжечь существенное количество угля даже в случае «метания» между ними не получилось бы.

Если же читать документы, то, согласно показаниям лейтенанта штурманского офицера лейтенанта Полушкина, командир «Изумруда» принял решение идти в бухту св. Владимира сразу после доклада механика о том, что крейсер неспособен дать ход свыше 15 уз. из-за опасения поломки, то есть вечером 15 мая. При этом, со слов самого В.Н. Ферзена: «Я сначала предполагал идти в Ольгу, но старший офицер высказал мнение, что залив этот наверно заминирован, чтобы дать укрытие нашим миноносцам от неприятеля. Признав это мнение основательным, выбрал Владимир как ближайший к Ольге, где надеялся, может быть, найти телеграфную станцию».

К сожалению, автору не удалось найти точное описание маршрута «Изумруда», которая только и могла бы расставить все точки над «i». Но все же, исходя из вышесказанного, напрашивается вывод, что никакого «шарахания» между бухтами не было, и что В.Н. Ферзен принял решение, куда ему вести крейсер, вечером 15 мая. Причем решение это было вполне взвешенным, принятым после обсуждения с офицерами крейсера и ничуть не похожим ни на какую панику.

А дальше… ночь на 16 мая и последовавший за ним день крейсер с трудом двигался на 13 узлах, периодически останавливая правую машину. К бухте св. Владимира «Изумруд» пришел в первом часу ночи 17 мая. И вот здесь бы, по-хорошему, следовало встать на якорь у берега, с тем чтобы войти в бухту уже утром, но у «Изумруда» уже не хватало угля до утра. Таким образом, В.Н. Ферзену ничего не оставалось, как только вести крейсер в бухту в ночной тьме.

Были ли какие-то иные варианты у командира «Изумруда»? Автор таковых не видит. Поставить крейсер на якорь у бухты и полностью погасить топки для экономии угля было крайне опасно. Для того, чтобы их «раскочегарить» обратно, потребовалось бы время, и немалое, а море на то и море, что иногда преподносит сюрпризы, и оставлять корабль без возможности дать ход на ночь было нельзя. И точно также нельзя было «поиграть» со скоростью корабля, чтобы успеть подойти к бухте днем или же наоборот, с рассветом – на это просто не имелось угля.

Катастрофа


Дальнейшее общеизвестно. В.Н. Ферзен собирался поставить «Изумруд» в глубине южной части бухты фертоинг (довольно сложный способ постановки на 2 якоря) бортом ко входу в бухту и тем самым иметь возможность встретить полным бортовым огнем любой вражеский корабль, который попытается пройти к крейсеру. Затем командир предполагал установить связь с Владивостоком, а там уже действовать по обстоятельствам.

К сожалению, этим расчетам не суждено было исполнится. «Изумруд» вполне удачно миновал входные мысы, но затем, пытаясь пройти через трехкабельтовый проход в южную часть бухты, взял слишком близко к мысу Орехова и выскочил на риф. Крейсер сел плотно – две трети его корпуса оказались на очень отлогой мели, при этом левый борт вышел из воды примерно на 60 см (два фута).

И вот эта-то неудача, по всей видимости и стала той самой соломинкой, которая ломает спину верблюду. До посадки «Изумруда» на мель, все действия В.Н. Ферзена выглядят логичными и обоснованными. Но все, что произошло после, уже совершенно не вписывается в представление о смелом и находчивом командире, каковым показал себя В.Н. Ферзен до этого.

Попытка снять «Изумруд» с мели проводилась «для галочки» — с крейсера на берег перевезли только провизию и часть команды, но боекомплект и вода в котлах остались на своем месте. В.Н. Ферзен объяснял это тем, что не мог лишить крейсер снарядов ввиду опасности появления неприятеля, но кто мешал переместить боекомплект в корму «Изумруда»? Стрелять по входящему в бухту св. Ольги неприятелю во всяком случае могли только два 120-мм орудия, ютовое и правое шканечное, так что остальные пушки, очевидно, в боеприпасах не нуждались. А уж если бы возникла необходимость взорвать крейсер, так снаряды и заряды детонировали в корме ничуть не хуже, чем в любом ином месте корпуса, и повреждений нанесли бы не меньше. Кроме того, подобное решение нагружало корму, разгружая центр корпуса и нос, то есть создавало хорошие предпосылки для съема корабля с мели. Воду из котлов, вероятно, также можно было бы слить – не изо всех, а только тех, которые все равно нельзя было использовать из-за недостатка угля.

Таким образом, представляется, что В.Н. Ферзен не сделал всего возможного, чтобы спасти свой крейсер. Потеряв надежду снять корабль с мели, В.Н. Ферзен был абсолютно уверен в том, что японцы вскоре обнаружат «Изумруд» и считал его уничтожение единственным способом предотвратить захват крейсера японцами. Сражаться он полагал невозможным, так как в сторону выхода их бухты могли стрелять только два 120-мм орудия.

Вполне может быть, что по части боя В.Н. Ферзен был прав. Насколько смог разобраться автор, японцам, появись они у бухты Владимира не было нужды лезть в нее, они могли расстреливать «Изумруд» маневрируя в море. В таких условиях 120-мм артиллерия могла быть быстро подавлена. Но почему нельзя было подождать появления неприятеля, и лишь затем взрывать крейсер?

В своих показаниях Следственной комиссии В.Н. Ферзен объяснял свое решение тем, что не был уверен в разрушительности подготавливаемых взрывов. Иными словами, командир «Изумруда» опасался, что с первой попытки крейсер не получит решающих повреждений, исключающих его снятие с мели и буксировку, и что потребуется повторное минирование и подрыв – а вот на него-то ввиду неприятеля времени уже не останется.

Определенный резон в этих соображениях был, но даже принимая все это во внимание нужно было трезво оценивать риски. Если японцы вообще появятся, если обнаружат крейсер, то возможно его подрыв не приведет к решительным повреждениям…

Можно ли было ожидать появления японцев у бухты Владимира, где произошла авария «Изумруда»? Автор совершенно уверен в том, что В.Н. Ферзену действительно стоило ожидать японцев у Владивостока, хотя в реальности их там не было. Но вот вероятность того, что японцы будут еще просматривать береговую линию на сотни километров, следовало оценивать как весьма незначительную.

Да, теоретически, не обнаружив «Изумруд» у Владивостока, японцы могли предположить, что тот стоит где-то в бухтах русского берега и осуществить поиск там. Но как бы это выглядело в реальности? Очевидно, что отряд, который японцы сразу после сражения могли отправить патрулировать у Владивостока, спустя не столь уж долгое время пришлось бы отводить на бункеровку, так что проход во Владивосток снова становился открытым. Зачем же японцам после этого возвращаться и искать вдоль береговой линии?

И все-таки корабли Объединенного флота действительно побывали в бухте Владимира, но произошло это только 30 июня, когда японцы послали "Ниссин" и "Кассугу" с 1-ым отрядом истребителей для разведки и демонстрации — то есть вне всякой связи с поисками крейсера.

Другими словами, даже в теории, шансы появления японцев у бухты Владимира были, хотя и отличны от нуля, но невысоки. В реальности японцы после Цусимского сражения не то, чтобы обшаривать береговую линию – они даже дозор у Владивостока сочли излишним. Таким образом, твердое убеждение В.Н. Ферзена в том, что японцы «вот-вот появятся» оказалось заведомо ошибочным.

Наконец, подозрения командира «Изумруда» в том, что с первой попытки не удастся уничтожить крейсер, также не оправдались. Для подрыва использовались зарядные отделения мин Уайтхеда, которые были заложены в кормовой патронный погреб и провизионное отделение, расположенное у носового патронного погреба. При этом трубки сегментных снарядов в погребах были установлены на удар.

Не вполне ясно, почему в носу минировали не сам погреб, а соседнее с ним помещение, но это оказало решающее значение на результативность подрыва. Взрыв в носу как будто не нанес тяжелых повреждений, но вызвал пожар, дошедший до патронного погреба, так что снаряды в нем рвались в течении получаса. Зато взрыв в корме разворотил корпус вплоть до миделя. Тут уже ни о каком снятии с мели и буксировке не могло идти речи, но командир, осмотрев крейсер, нашел, что машины сохранились и дополнительно подорвал еще и их, после чего «Изумруд» окончательно превратился в груду металлолома.

Подорванный "Изумруд" в 1905 г.

Таким образом, можно констатировать, что ни одно из соображений В.Н. Ферзена, которыми он руководствовался, принимая решение о подрыве крейсера не оправдалось. Японцы у бухты Владимира не появились, а крейсер был фактически уничтожен взрывом с первой же попытки.

Третьей ошибкой В.Н. Ферзена следует считать отказ от военного совета. Надо сказать, что командир «Изумруда» не склонен был собирать его и ранее, но тут как раз претензий не может быть никаких. Когда нужно было идти на прорыв, собирать совет было некогда, а решение о повороте в бухту Владимира вместо Владивостока вполне находились в компетенции командира крейсера и военного совета не требовало.

Но теперь же речь шла об уничтожении «Изумруда», причем в отсутствии непосредственной угрозы – все-таки японцев на горизонте не наблюдалось. Таким образом у В.Н. Ферзена были и повод и время для военного совета, но он, вместо этого, ограничился индивидуальными беседами с офицерами. В ходе этих бесед только двое офицеров, мичман Вирениус и механик Топчев, высказались против немедленного уничтожения крейсера, остальные же согласились со своим командиром.

Но, если так, то был ли вообще смысл в военном совете? В.В. Хромов в своей монографии высказывает интересную гипотезу о том, что решение совета все же могло привести к отказу от подрыва «Изумруда». Дело в том, что, как известно, на военном совете высказывается сперва самый младший офицер, и далее по старшинству. Так вот, первым на военном совете нужно было бы говорить прапорщику Шандренко (Щандренко?), а он, согласно записям в своем дневнике, был против немедленного подрыва крейсера. Следом за ним должны были высказаться мичман Вирениус и механик Топчев, которые, как мы знаем, также выступили против подрыва.

Если бы это произошло, и трое младших офицеров высказались за отказ от немедленного уничтожения «Изумруда», тогда остальным офицерам психологически было бы значительно сложнее поддержать идею командира крейсера. И – кто знает, вполне могло получиться так, что военный совет высказался бы против уничтожения корабля. Впрочем, конечно, В.Н. Ферзен и в этом случае мог принять решение подорвать крейсер, взяв всю ответственность на себя – право такое у него было.

Конечно, невозможно утверждать, что военный совет предотвратил немедленный подрыв крейсера. Но очевидно, что отказ от его проведения уничтожил последний шанс спасти «Изумруд» от его же командира. Так же не приходится сомневаться в том, что «Изумруд» мог быть спасен. В бухте Ольга имелся телеграф, посредством которого удалось связаться с Владивостоком, причем, по данным В.В. Хромова оттуда успели даже отправить на выручку «Изумруду» броненосный крейсер «Россия». Несомненно, он мог поделиться углем с выскочившим на мель крейсером. И более чем вероятно, что, использовав гигантский броненосный крейсер в качестве буксира, «Изумруд» можно было вывести на открытую воду, после чего оба корабля могли вернуться во Владивосток. Японских отрядов, которые могли бы помешать им, поблизости не имелось.

Выводы


Вину за гибель крейсера «Изумруд» целиком и полностью следует возложить на его командира, В.Н. Ферзена. Барон зарекомендовал себя опытным мореплавателем, проведя свой, в сущности недостроенный крейсер, через полмира. Он вполне разумно командовал «Изумрудом» в дневном, разгромном для русской эскадры сражении 14 мая и не оставил главные силы эскадры на произвол судьбы в ночь, когда на охоту вышли японские миноносцы. В.Н. Ферзен направил свой корабль на прорыв, когда остальные сдавались. Для этого нужно было обладать настоящей храбростью, тем более что командир «Изумруда» отлично представлял, насколько ненадежны механизмы его крейсера, и что его ждет, если они откажут в неподходящий момент. И, наконец, все действия В.Н. Ферзена после отрыва от японцев, включая решение входить в бухту Владимира ночью, были вполне разумны и адекватны ситуации, как она должна была представляться на русском крейсере.

По всей видимости, В.Н. Ферзен не паниковал и после посадки «Изумруда» на мель. Но тяжкий груз ответственности за вверенный ему корабль, утомление 9-месячным переходом к Цусиме, психологический стресс от проигранного с разгромным счетом сражения привели к тому, что мысль: «Японцы близко и вот-вот появятся, и захватят «Изумруд», а я не смогу этого предотвратить» стала для него, по сути, навязчивой. Очевидно, что самым страшным для В.Н. Ферзена было сдать корабль неприятелю: он не мог и не хотел следовать примеру адмирала Н.И. Небогатова.

По мнению автора, командира крейсера «Изумруд» не следует обвинять в трусости. Обращает на себя внимание, что В.Н. Ферзен, уничтожая крейсер, похоже, не играл, он действительно был абсолютно уверен в правильности того, что делает. Можно предположить, что сильные переживания вызвали у В.Н. Ферзена некую форму невроза или иную форму психического расстройства, и что данный случай, скорее, следует изучать с медицинской точки зрения.

Но несомненно и другое. Командир боевого корабля не может позволить себе такой роскоши, как невроз, он должен быть чрезвычайно психологически устойчив в любой ситуации. В.Н. Ферзен, увы, оказался не таков.

Можно спорить о том, заслужил ли В.Н. Ферзен золотое оружие с надписью «За храбрость» за прорыв "Изумруда". Но, по мнению автора, в дальнейшем его никак не следовало назначать на должность командира корабля, или, тем более, отряда боевых кораблей, как это произошло в реальности: после Русско-японской войны В.Н. Ферзен командовал крейсером «Аврора», 2-ой минной дивизией, бригадой крейсеров и даже бригадой линкоров Балтфлота. Вероятно, его следовало оставить на «береговой» должности, наподобие командира какого-нибудь крупного порта, или же убедить выйти в отставку.

Продолжение следует…

Автор:

Андрей из Челябинска