[ezup]

Каждый сельский паренёк однажды сталкивается с закономерной жизненной задачей: пора валить. Смышлёные товарищи, привстав с кортов, немедленно поинтересуются «кого?», а любящие родители обеспокоено спросят: «куда?».
В самом начале нулевых у меня возникало множество «кого», а в один чудный день нарисовалось одно фундаментальное «куда».

И вот ранним июльским утром 2003 года на вокзале уездного города Ч. на юге Сибири, вытирая влажные от трогательных чувств глаза, мама сказала:

— Школу ты, любимый сынуля, уже окончил, и пора тебе ехать учиться на… какого-нибудь агронома или механизатора. В общем-то, совершенно похрену на кого. Главное, надо получить достойное образование! А не сидеть у родителей на шее.

Батька тут же добавил:

— Вот выучишься, так сразу же поднимешь гибнущее село с колен! Комбайны покрасишь, а там и молоко заколосится! Ура!

И похлопав меня по плечу, отправился покупать себе чебурек.

Так я уехал учиться в большой город в ПТУ на штукатура-плиточника, покинув отчий дом и родимое село…
Не сказать, что это было первым разом в жизни, когда я поменял место жительства, то есть конкретно отправлялся жить в другое место. Отнюдь. Когда я был ещё милым карапузом, родители мои мыкались по свету. Где мы только не жили: в пионерлагере, в школе, в общежитии… Союз нерушимый республик свободных внезапно разрушился и жилплощадь сознательным семьям уже не раздавали. Заводы кому попало раздавали. Но не квартиры.

В конце концов мы перебрались к бабушке. Квартира у неё была двухкомнатная на проспекте имени матёрого чекиста Феликса Эдмундовича Дзержинского.
Стоит отметить, что как только мы переехали в довольно конкретное место, мама строго приказала выучить домашний адрес и говорить его всякому милиционеру, если потеряюсь. Я же считал, что не может такой сообразительный мальчиш-кибальчиш как я, потеряться.

Когда я в первый раз вышел во двор, меня за шкварник изловил сосед в милицейской форме дядя Миша, и в целях профилактики пропажи любопытствующих мальчуганов поинтересовался:

— А ну, щегол, на какой улице живёшь?

— На профпекте зелефного Феликфа! Пуфти контра!

Уже позднее, когда я ловко втёрся к нему в доверие, то начал просить одолжить мне на пару дней револьвер системы Наган. Но у него были вечно какие-то отмазки, и он мне только кобуру показывал от пистолета. Я просил:

— Дядя Миша, ну дай револьвер!

— Хех… — усмехался он. — Между прочим, когда твой любимый Феликс Эдмундович погиб, защищая интересы революции, ему на похороны сотрудники тульского отдела ГПУ принесли венок, спаянный из винтовок и скрещённых шашек.

— И Наганов?!

— И Наганов.

— Лучше бы мне один оставили…

Я вообще подозревал, что дядя Миша никакой был не милиционер, а настоящий оперуполномоченный из какого-нибудь особого 13-отдела по борьбе с вурдалаками.

Как бы то ни было, но жилось в квартире хорошо. Я целыми днями яростно рубился в дэнди, смотрел «Трансформеров» и «Вольтрона», шлялся по двору, пытаясь скрыться от поцелуев соседки Наташки, закапывал «секретики» или крутился на стройке неподалёку.
Мама тогда работала уборщицей в пожарной части, а батька вообще хер знает где водителем. Однажды он приехал с работы и сказал за ужином, весь измазанный в копоти:

— Без работы я теперь. Сгорела гребучая лесопилка. Нахрен сгорело всё к грёбанной матери в этой гребучей лесопилке и сукамлятьнахрен, моё ВОЛЬВО!

Легковой автомобиль марки «Вольво» батька несколько месяцев бережно ремонтировал, аккуратно красил, и все мы его очень ждали чтобы поехать на Алтай. Но, к сожалению, «гребучая лесопилка нахрен сгорела» вместе с заветным автомобилем.

В общем, в городе жилось довольно не кисло, а потом мы переехали в деревню…

В деревне была чудесная речка со всякой рыбой, настоящий густой лес с вкусными грибами и галлюциногенными мухоморами, сильно красивыми, зелёные холмы с берёзками, и много неба с тягучими облаками. Лепота.
Но мне на эту красоту было решительно похрену. Потому что «Трансформеров» и «Вольтрона» в дремучем селе не показывали, дэнди сломалось, а друзья остались в городе. Ещё вместо пенной ванны с уточками была БАНЯ с тазиками, а заместо блестящего унитаза уличный СОРТИР в минус сорок и свирепую метель.
Я был несказанно расстроен от таких фокусов с жилплощадью. Просился обратно и наматывая сопли на кулак, ревел:

— Мы жили… жили на проспекте… на целом ПРОСПЕКТЕ! имени Дзержинского… железного Феликса… мне револьвер системы Наган обещали… а тут… тут даже улицы НИКАК не называются! ХОЧУ ОБРАТНО!

— А ну-ка прекращай нытьё! — строго говорила мама. — Не поедем мы обратно. Теперь это — наш дом…

— Обратно хочу!!! Обратно! А-а-а-а!

— Сейчас по жопе получишь!

— А бейте! Бейте! Лучше умереть, чем жить в этой глуши!

— Ох, сейчас ты получишь по первое число! Щас я тебе дам! — страшно гневалась она и пыталась поймать меня за воротник.

Ладонь у мамы крепкая, а жопа моя нежная при нежная. Лучше не попадаться. Не на шутку испуганный, я бегал от неё кругами и, умоляя, очень убедительно визжал, как поросёнок-истеричка:

— Мама, мамочка, ПОЖАЛУЙСТА, не надо! Я передумал, мне тут ОЧЕНЬ нравится!..

Она почему-то не поверила.
Отхватив скакалкой по нежной жопе свистящих аргументов и фактов, я несколько дней хмуро слонялся по окрестностям, упорно размышляя над тем, чем же заняться в глуши десятилетнему чекисту. К концу недели план был разработан.

Я собрал в одну стеклянную литровую банку жуков, муравьёв, червяков, пчёл, шершней, пауков, бабочек и гусениц. Всех тех, кто попался под горячую руку. Вербовал их по одному или по два добровольца от каждой коалиции. Затем плотно закрывал банку и долгими часами наблюдал, кто кого захреначит в неминуемой схватке. Как правило, огромный шершень откусывал всем бошки и побеждал. Шершней я потом освободил от прохождения срочной службы. Потому что охреневшие.

Шли годы. К деревне я привык. От безделья начал писать стихи, рассказы и рисовать всякое. Особенно тогда было модно всё американское, и поэтому я чаще всего рисовал президентов или доллары. Ходил в библиотеку и запойно читал. Летом купался и рыбачил. Зимой катался на лыжах или санках. В общем, дел было очень много. Главное, безделье развило всякие творческие наклонности, и я уже нисколько не жалел о том, что переехал.

Окончив там школу шестнадцати лет отроду, я отправился обратно в заветный город и поселился в общежитии. Там периодически били, иногда унижали и часто отбирали всё, что представляло хоть какую-то ценность.

И тут я понял, что будь я железным Феликсом, то всех бы нахрен расстрелял, а тех, кто успел спрятаться, отправил бы строить ещё один Беломорканал. Но не тут-то было. Бандитизм процветал, а по телевизору крутили сериал «Бригада» про нормальных пацанов, подавая всем хороший пример.
Спустя месяц такой увлекательной житухи, все мои мысли поскорее покинуть унылое село были резко пересмотрены и сильно захотелось обратно домой к гитаре, книжкам, горячей еде и чистой постели. Вообще, к МАМЕ. Но пути назад уже не было.

С этого момента начался мой путь в самостоятельную и взрослую жизнь, а в родительский дом я приезжал теперь лишь в гости. Насмотришься всякого на съёмном жилье, что потом нужна релаксация. А возвращаясь в родную избушку, понимал, что ведь это ДРУГОЙ человек много лет назад в первый раз в сознательной жизни уехал в большой город из деревни. Изменился и постепенно, с каждым новым чужим квадратным метром превратился в меня вот такого. Чужие дома меняют людей безвозвратно.