[ezup]

За всё время существования отечественной истребительной авиации на долю последней выпало немало реформ, многие из которых затевались в угоду модным зарубежным и отечественным теориям, высоким чинам, a иногда и просто ради показухи, иначе говоря, демонстрации бурной деятельности. Большинство из них стоило нашей стране огромных средств, а её лётчикам — жизни. В предлагаемой ниже статье, написанной бывшими инспекторами по боевой подготовки истребительной авиации Главного Штаба BBC, рассказывается о нескольких малоизвестных этапах эволюции теории и практики боевой подготовки истребительной авиации советских BBC, позволивших всё же к моменту развала великой державы и её вооружённых сил выйти нашим истребителям на практически недосягаемый в настоящее время уровень боевой выучки.

Среди абсолютного большинства любителей истории авиации и многих «крупных» специалистов прочно утвердилось мнение, согласно которому практика манёвренного боя начала отмирать в советских BBC с началом хрущевской ракетизации вооружённых сил, повлёкшей резкое сокращение в их боевом составе авиации и флота. Однако это далеко не так. Справедливости ради необходимо отметить, что на протяжении первого послевоенного десятиления (после окончания Второй Мировой войны) теория воздушного боя в целом изменилась мало. По большому счёту учитывались только возросшие почти в два раза максимальные скорости истребителей, что привело к большему пространственному размаху воздушных боёв, однако управление боем сводилось к выводу группы истребителей в исходное положение для начала сближения в первой атаке, после чего ответственность с командного пункта за результат схватки фактически снималась. Лишь по окончании боя КП снова включался в работу, отвечая за возвращение уцелевших самолётов на свои аэродромы. С помощью такого метода, в частности, происходило управление истребителями 64-го ИАК в Корее, и к середине 50-х годов он был доведён до логического совершенства.

Прогресс в авиационной технике, между тем, не стоял на месте, и в середине 50-х годов на вооружении BBC стран НАТО стали появляться дальние и стратегические бомбардировщики носители ядерного оружия (1), которые по своим высотно-скоростным характеристикам не только не уступали, но и зачастую превосходили советские истребители того времени. Максимальные скорости создававшихся им на замену В-58, В-70 и TSR-2 вообще лежали в диапазоне М=2-3, и уже поэтому несли смертельную угрозу странам социалистического лагеря. Весьма значительными были и декларированные характеристики дальности полёта этих машин. В то же время было очевидно, что на большей части маршрута до назначенных целей эти самолёты не будут иметь истребительного прикрытия.

Поскольку исход будущей мировой войны, по мысли военных теоретиков того времени, во многом определялся тем, какой из сторон удастся в кратчайшие сроки нанести больший ущерб с помощью ядерных ударов, роль фронтовой истребительной авиации в завоевании господства в небе над линией фронта в рамках этой теории резко снижалась. Практически ненужными выглядели также штурмовая и фронтовая бомбардировочная авиация, призванные действовать вблизи линии боевого соприкосновения. В то же время роль перехватчиков неизмеримо возрастала, так как даже один-единственный прорвавшийся к прикрываемому объекту бомбардировщик мог нанести непоправимый ущерб. С учётом характера возросшей угрозы с воздуха развивалась и тактика истребительной авиации, в которой манёвренный воздушный бой вытеснялся перехватом. Ведь ни В-47, ни тем более В-52 не предполагалось прикрывать истребителями на всём их пути к назначенным целям и обратно, а сами они для перехватчиков противника серьёзной опасности не представляли (2).

Однако оставалась тактическая (и в том числе палубная) авиация. До момента сброса боевой нагрузки и ПТБ её самолёты были весьма неповоротливы, но после атаки наземной цели они вполне могли постоять за себя, поскольку мало уступали перехватчикам как в характеристиках манёвренности, так и в огневой мощи. Именно по этой причине в курсе боевой подготовки истребительной авиации (КБП ИА) после войны в Корее появился термин «перехват и воздушный бой». Свободный воздушный бой одиночных истребителей сохранился, а бои пары с парой и звена со звеном стали проводится только с обусловленным манёвром, т. е. атакующий знал, как будет себя вести в бою атакуемый! Необходимо также отметить, что по итогам боёв в Корее и «перехват с воздушным боем» и «воздушный бой» в любом виде были выведены из стратосферного дипазона, хотя и не опустились до уровня предельно малых высот.

С 1953 г. в строевые части истребительной авиации BBC и ПВО стал поступать МиГ-17ПФ, который был оптимизирован только для перехвата и приборной (по РЛ-прицелу) атаки неманеврирующей цели днём в облаках и ночью. В каждой истребительной дивизии, дислоцируемой вблизи государственной границы, были сформированы эскадрильи всепогодных перехватчиков, экипажи которых несли боевое дежурство, поддерживая свой уровень лётной выучки интенсивными ночными полётами. Их монотонная жизнь ограничивалась полётами на средних высотах (там, где чаще всего и формировалась мощная облачность) по маршруту и на перехват.

Свободный воздушный бой выглядел так: пара приходила в зону воздушного боя, размыкалась по команде ведущего и из положения «спина к спине» лётчики приступали к маневрированию в пространстве, стремясь зайти друг другу в хвост. Но этого было мало. Для победы в свободном бою необходимо было выполнить по «противнику» «зачётную» очередь из бортового оружия.

Воздушные бои между парами и звеньями истребителей организовывались несколько по-иному и начинались с поочерёдного входа «противников» в зону воздушного боя. Поиск осуществлялся визуально. Первый увидевший молча занимал исходное положение для атаки и после этого предупреждал своего оппонента по радио: «Атакую!». По этой команде попавшее под удар пара или звено выполняло в основном, фигуры простого пилотажа без размыкания группы. На этом бой заканчивался, и «противники» возвращались на аэродром.

Зачётность очереди определялась по плёнке фотокинопулемёта (ФКП), на которой количество кадров соответствовало длительности нажатия на боевую кнопку (которое примерно равнялось или было чуть больше 1,5 сек.), угол упреждения был заданным, а диапазон дальностей был в пределах эффективной стрельбы. Одновременно с сеткой прицела на плёнку синхронно проецировался циферблат часов, что позволяло при анализе «боя» понять, кому из противников первому удалось выполнить «зачётную» очередь.

Ущербность способов организации боя между парами и звеньями была в определённой степени очевидна уже тогда. О более сложных боях между эскадрильями (тем более в условиях численного превосходства противника) военные теоретики (причем, как отечественные, так и зарубежные) предпочитали не задумываться.

Справедливости ради стоит заметить, что возросшие с момента окончания Второй Мировой войны в 1,5—2 раза скоростные характеристики истребителей пропорционально раздвинули и границы воздушного боя. В результате ввод в бой большого числа истребителей, одновременно выполняющих одну и ту же боевую задачу, был связан с использованием воздушного пространства значительного обьёма, причём его границы выходили за пределы обзора командира подразделения, контролировавшего воздушную обстановку с борта своего самолёта. Поэтому в управлении действиями больших групп истребителей участвовали двое — расчёт КП, «читавший» обстановку в районе боевых действий по экрану РЛС и командир соединения (части), визуально управлявший действиями экипажей в очагах воздушного боя, завязывавшегося после взаимного визуального обнаружения противоборствующими сторонами.

Но если во время войны после начала сближения бой делился на очаги боя звеньев, пар и одиночных экипажей, то в мирные послевоенные годы для обеспечения безопасности от столкновений и грубых ошибок в технике пилотирования, большие группы ограничивались последовательными атаками в заранее оговоренное время и с заранее оговоренных рубежей. На лётно-тактических учениях (ЛТУ) по-прежнему большое внимание уделялось организации боевых действий и управлению. Однако обстановка, развивавшаяся по инициативе командиров звеньев и пар, неоднократно ставила в тупик старших начальников часто просто не успевавших отдать правильный, обоснованный сложившейся на тот момент тактической обстановкой, приказ. Промедление даже в несколько секунд (не говоря уже о минутах) было «смерти подобно» (часто без всяких кавычек!). Если такого рода события развивались на глазах начальства, то фигуранты (независимо от достигнутых ими в ходе учебного боя результатов), безжалостно наказывались.

В результате зачётные полёты и ЛТУ стали оцениваться только за качество фотострельбы по сумме результатов, достигнутых их участниками, без учёта оценки за своевременность и точность по месту воздействия по противнику. Наметившаяся в этой обстановке тенденция к совершенствованию точности прицеливания с использованием гироскопического прицела в сочетании с желанием руководящего лётного состава скрыть от подчинённых своё неумение вести свободный воздушный бой, предопределили фокусировку боевой подготовки на одиночном воздушном бое (поединке). Под это была подведена и вполне солидная теоретическая база, причём, ретроспективно оценивая её основные положения, приходится признать, что вполне определённый здравый смысл в ней действительно имелся, а подвергнуть её сомнению полвека назад было и вовсе невозможно. В основе теории лежали «три кита».

Во-первых, предполагалось, что со временем масса ядерных средств поражения (бомб) будет существенно снижена, что позволит использовать для их доставки к цели менее крупные (чем стратегические бомбардировщики) самолёты, а в перспективе и тактические истребители.

Во-вторых, считалось, что прогресс в области авиастроения позволит создать такие двигатели и виды топлива, что со временем дальностью действия современных на тот момент стратегических бомбардировщиков будут обладать боевые машины более «лёгких» классов, что позволит последним не опасаться встреч с вражескими перехватчиками и при случае успешно им противостоять.

В третьих, у лётного состава истребительных авиачастей требовалось поддерживать достаточно высокий уровень лётного мастерства, а отработка приёмов индивидуального воздушного боя как нельзя лучше способствовала этому.

Как нетрудно заметить, первое предположение со временем полностью подтвердилось, очевидность третьего никогда не вызывала сомнений, а вот второе было выполнено лишь отчасти (3). Понятно, что в то время обоснованность подобных ожиданий не вызывала сомнений. Но здесь начавшаяся реактивная эпоха наложила свой неповторимый отпечаток.

Co стрельбой в воздушном бою к середине 50-х также было далеко не всё в порядке. «Возмутителями спокойствия» оказались, с одной стороны, возросшие скоростные характеристики боевых реактивных машин 1-го поколения по сравнению с их винтовыми аналогами времён Второй Мировой войны, а с другой — усилившаяся прочность конструкции планеров, рассчитанных на более высокие скорости и перегрузки. Помимо этого наиболее важные системы (управление в первую очередь) начали дублировать. Свою долю в снижение уязвимости летательных аппаратов внёс и новый вид топлива — авиационный керосин. Последний загорался существенно труднее, нежели высокооктановый бензин, а на больших высотах (свыше 10 км), в условиях разряжённой атмосферы, вытекающее из пробитого бака реактивное топливо вообще было поджечь невозможно!

В результате, как свидетельствовал опыт недавно закончившейся войны в Корее, дальность действительного огня по самолётам тактической авиации не только не возросла благодаря повышению эффективности прицельных устройств и мощи стрелково-пушечного вооружения (4), но даже несколько снизилась (особенно в противоборстве истребителей), выйдя на уровень 200—300 м.

И это вступило в противоречие с мерами безопасности для дальности стрельбы, установленными Курсом боевой подготовки истребительной авиации: стрелять с дальности менее 200 м лётчикам запрещалось. Стоявший на МиГ-15 и МиГ-17 полуавтоматический гироскопический прицел АСП-3 имел свои особенности выработки данных для стрельбы. Подвижная сетка прицела на малых дальностях почти не отклонялась при манёвре истребителя, а в процессе прицеливания на дистанциях свыше 300 м она реагировала на малейшее изменение крена или перегрузки, а потому «удержать» её на цели было очень трудно. Возник парадокс: прицел обеспечивал данными для стрельбы умелого стрелка и «мешал» вести огонь новичку. Таким образом, для получения зачётной очереди цель должна была или не маневрировать или выполнять плавные манёвры с постоянной угловой скоростью, чего в реальном бою, естественно, не было и в помине.

Понятно, что в этих условиях процесс прицеливания и стрельбы по воздушной цели с директивно введённой дистанции более 300 м был очень труден, и потому опытные лётчики, особенно прошедшие войну, предпочитали подходить к противнику ближе. Трижды Герой Советского Союза И.Н.Кожедуб прямо говорил, что «для гарантированного поражения противника и на реактивных истребителях надо подходить на сто метров...»

Между тем, количество ветеранов, имевших боевой опыт (в том числе и войны в Корее), в составе BBC c каждым годом естественным образом сокращалось, а новые стратегические подходы и реалии диктовали свою логику развития событий. Начавшиеся между тем регулярные полёты американских и британских разведывательных самолётов над Советским Союзом очень тяжёло отразились как на боевом духе лётного состава, так и на подходах к конструированию боевых машин. Отсутствие достаточно мощных реактивных двигателей вынудило начать очередной раунд борьбы за снижение массы истребителей, которым «дыхалка» не позволяла забираться на оперативный потолок разведчиков вероятного противника. Ещё более тревожная информация поступала по каналам ГРУ: агентура сообщала, что экипажи американских бомбардировщиков проводят полёты над Советским Союзом с габаритно-весовыми макетами ядерных бомб.

Понятно, что если вражеские бомбардировщики нанесут удары ядерными бомбами по городам СССР, то особого смысла вести воздушные бои с натовскими истребителями над Германией и Венгрией уже не будет. В результате, как и в годы Великой Отечественной войны, с советских истребителей «за борт полетело» всё второстепенное, без чего можно было обойтись при перехвате высотных целей. Расставаться приходилось даже с частью вооружения и боекомплекта, не говоря уже о приборах и бронеспинке.

После очередной ревизии веса были сняты часы, а на смену фото-кинопулемёту С-13, стоявшему на МиГ-17, пришёл ФКП-2. При ведении огня, он фотографировал не положение цели относительно оси самолёта и его оружия, а положение цели и сетки прицела. Но самое главное — он не имел часов. «Зачётную» плёнку можно было делать сразу же после уборки шасси или при сборе группы и не мучиться при построении хитрых манёвров в учебном бою.

Исчезновение такого на первый взгляд малозначимого элемента приборного оборудования как часы повлекло за собой стремительную эрозию практики воздушного боя, причём как в среде лётчиков-перехватчиков из состава истребительной авиации ПВО, так и в среде фронтовых истребителей.

Послабления коснулись и требований, предъявляемых к подготовке лётчика, представляемого на присвоение классной квалификации. Подготовка к ведению воздушного боя подразумевалась в рамках его готовности выполнять задачи по уничтожению противника в составе группы до звена включительно, а для подтверждения 2-го и 1-го класса было достаточно уметь выполнять перехваты в сложных метеоусловиях и ночью. Контрольная проверка по боевому применению представляемого на класс лётчика проводилась тоже по его умению выполнять перехват на оценку не ниже «хорошо», а не свободный воздушный бой. Уровень боевой выучки лётчиков, представляемых на присвоение классной квалификации, снизился очень быстро и весьма существенно.

В частности, 3-й класс вручался при умении перехватывать высотные цели днём в простых метеоусловиях (ПМУ) в составе пары и звена, а для получения 2-го требовалось ещё и уметь выполнять полёты при установленном минимуме днём в сложных метеоусловиях (СМУ), а также выполнять перехват одиночного самолёта в сумерках, который был введён начиная с 1958 г. в практику боевой работы истребителей. При этом цель можно было обнаружить с помощью инфракрасного визира СИВ-52, фиксировавшего темный силуэт на светлом фоне.

Строгость и педантизм в оценке лётной подготовки были подкреплены юридически и материально. В 1950 г. была введена для всего лётного состава Вооружённых Сил СССР классная квалификация. Заметим, что система материального стимулирования классных лётчиков несколько отличалась от существующей. Так, лётчику 1-го класса досрочно присваивалось воинское звание на ступень выше (до подполковника включительно). За налёт в сложных метеоусловиях днём и ночью платили дополнительно 2 рубля за одну минуту налёта и один рубль за тот же налёт в простых метеоусловиях ночью. За 200 часов налёта в сложных метеоуслових лётчики награждались орденом Красной Звезды, а за 400 — орденом Ленина! Присвоение квалификации пилот 1-го класса производилось только после личной проверки инспектора центрального аппарата BBC в совместном полёте на боевом самолёте в сомкнутом строю от взлёта до посадки в качестве ведомого у проверяемого ночью в облаках при установленном минимуме погоды или на учебно-боевой машине. Так, например, принимал на класс в 1950 г. в ГСВГ полковник Е.В.Сухоруков. В конце 50-х никого не шокировал такой (ныне почти немыслимый) факт: командир истребительного авиаполка был лётчиком 2-го класса, а заместитель командира эскадрильи — 1-го. Такой порядок просуществовал до июля 1959 г., когда с введением радиосистем ближней навигации требования к уровню лётной выучки были существенно снижены, и перестали платить за полёты в «сложняке», досрочно присваивать звания и представлять к правительственным наградам.


--------------------
(1) Например, американские В-47 «Стратоджет» и В-52 «Суперфортресс, а также британские «Виктор», «Вэлиэнт» и «Вулкан».

(2) Хотя В-52 и мог нести управляемые ракеты для самообороны, использование этого варианта боевой нагрузки во время войны в Юго-Восточной Азии не практиковалось. Весьма низкой при атаках перехватчиков BBC ДРВ оказалась и эффективность кормовой пушечной установки. Хотя в различных изданиях рекламного характера утверждается, что стрелками «Стратосферных крепостей» было сбито несколько «МиГов», архивные данные противной стороны не подтверждают ни один из подобных эпизодов. Фактически, основным и наиболее эффективным средством защиты для стратегических бомбардировщиков являются бортовые средства РЭБ, а при групповых действиях их эффективность значительно наращивается подразделениями самолётов-постановщиков помех и подавления ПВО.

(3) Хотя перегоночная дальность современных тактических самолётов позволяет им с несколькими дозаправками покрывать многие тысячи километров пространства и теоретически наносить удары едва ли не в любых точках планеты, на эти технические возможности накладываются серьёзные физиологические ограничения экипажей. В результате, боевой радиус действия машин подобного класса не превышает 1500 км.

(4) Проведённый американскими специалистами анализ эффективности бортового вооружения F-86A, состоявшего из шести крупнокалиберных пулемётов «Браунинг» показал, что по точности огня «Сейбр» почти в 3 раза превосходит «Мустанги» последних модификаций, имевших... те же самые шесть крупнокалиберных «Браунигов», выбрасывавших как и в годы Второй Мировой до 3,5 кг металла в секунду. Вооружение МиГ-15 и МиГ-17 некоторые специалисты вообще считали избыточным. Действительно, секундный вес залпа этих истребителей составлял 10,5 кг.

Автор полковник авиации военный лётчик 1-го класса Игорь Карташев, канд. воен. наук полковник авиации военный лётчик 1-го класса Зиновий Никитин. лауреат Государственной премии полковник авиации военный летчик 1-го класса Пётр Черныш

Первоисточник http://scilib.narod.ru